ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ МУЖ

Идея этого рассказа родилась в беседе со священником, который поведал, как нелогично обильно рыдают на исповеди женщины, дословно воспринявшие «задание» святых отцов – плакать о своих грехах. Рыдать рыдают, а привычки свои греховные оставлять не хотят. А, может, именно в них-то всё дело?

Изумила меня великая мудрость, исходившая от очень простых людей. Один возмущённый муж пришёл к батюшке:  

– Вот вы учите прихожанок молчать. Жена приходит их храма, поджимает надменно губы и не разговаривает с семьёй. Походит-походит, да и сорвётся. И орёт на всех, как ненормальная.

– А когда лучше: когда молчит или когда орёт?

– Когда орёт – совсем тошно… 

– Значит, для неё первый шаг к спасению – молчание. 

– А нельзя ли учить её доброму слову?

– Пока зло в душе, доброе слово будет звучать фальшиво или издевательски. Открывать уста можно и даже необходимо, когда любишь и сострадаешь, когда душа полна доброго расположения к ближнему. А ты вот что… Сам люби свою жену, отогревай её стылую душу и, может быть, услышишь рождённое в любви доброе слово!

Домой мужчина пошёл не сразу. Долго ходил по лесу. Думал. Он не был суперменом и не имел счетов в банках, он – работяга со скромной зарплатой. Прямо скажем, он не из тех, которым жёны старательно угождают. Поднять свой социальный статус явно не получится. Выходит, он обречён на «вечные мучения» в своём семейном гнёздышке? 

И решил он с этого момента начать угождать Богу. Следить за своими словами, мыслями и делать только то, что, по его разумению, может понравиться Богу. 

*

Я познакомилась с этой семейной парой на похоронах моего отца. Они пробыли у нас два дня, и я много беседовала с этим мужчиной. Много полезного вложил он тогда в мою голову, хотя и не был красноречивым и убедительно говорящим. Суждения его были необычными… Но тогда, после похорон, всё как в тумане. 

Куда ярче запомнилась случившаяся через несколько лет встреча с его женой, точнее – уже вдовой. Я – пенсионерка, она лет на пять-семь старше. Я – бывший руководящий работник, она – бывшая кладовщица из маленького городка. Однако в нашей беседе она – учитель, а я – ученица и далеко не отличница. Вот её рассказ.

*

– Когда муж вернулся от батюшки тем поздним вечером, я привычно «включила сирену». Но он сидел за столом и… молчал. Принюхалась – не пьяный. Может, к женщине какой-то заходил? «Сирену» повторила, но уже с другим набором проклятий. А он молчит. От еды отказался. «Пост, – говорит, – на себя наложил». «Мозгами, что ли, поехал?», – спрашиваю. Молчит...

Уложила детей, легла сама. Уже задремала.  Слышу – молится, и главное – плачет… Прислушалась. Просит у Господа терпения и разума, чтобы находить ему полезные слова и совершать поступки, которые помогут спасти душу его жены. Говорит, что он сам никуда не годный, что большого счастья и не достоин. Никакой другой женщины не хочет и семью свою любит. И что все его чаяния только лишь в том, чтобы поладить со своей половинкой, но он не знает, как это сделать. И потому просит отогнать от жены бесов, которые нашёптывают ей гадости для скандалов. А так вообще-то жена у него хорошая, а в девках и вовсе лучше всех была…

С того дня мы стали как-то стесняться друг друга. Как люди малознакомые. Переговаривались тихо и только по делам. С детьми он говорил так, что они вообще только к нему стали обращаться, не ко мне… А когда я по старой привычке начинала орать, он оборачивался к иконе, смотрел с мольбой в глазах и очень тяжко вздыхал.

Поначалу терзала досада. Ну, что это за жизнь? Она ж какая-то ненатуральная. Дома, как в гостях. Нет возможности быть обычной женщиной. Батюшка мне тоже – молчи да молчи, но что же это я теперь в собственном доме должна по одной половице ходить? Это перед кем же? Перед этим одуревшим «праведником»? Перед собственными детьми, которых я кормлю, пою, одеваю, обстирываю? 

Бросила все дела, психанула, сходила к домочадцам, поорала. Думала, выговорилась и ладно. Но нет. Все припёрлись помогать мне готовить, стирать и убирать… Опять досадно: неумелыми своими руками только мешают мне. Завожусь ещё больше. А эти молчат. Терпят. Стараются. Батька их чмокает, благодарит за терпение…

Чувствую – пропадаю. И пошли мы с «моим» к батюшке, что ему ангелом насоветовал стать. Тот выслушал меня. Муж молчит. А батюшка тихонько так спрашивает: 

– Так ты, матушка, что же – хочешь орать? А потом на исповеди плакать о своей несчастной жизни из-за тех, на кого орёшь?

– Ну, – говорю, – если для того, чтобы быть нормальной семьёй, простой и родной, надо орать… Тогда да…

– Ну, так и ори…

– Ага, ори! Тогда они все меня не любят, не уважают, видно даже, с каким трудом терпят! По вашей милости я теперь в семье чужая...

– Главное, что тебя пока Бог терпит. Вот когда от тебя отвернётся Бог, тогда и поймёшь, как надо ненавидеть зло, как с ним нельзя соглашаться даже в малом. Плохо тебе будет очень. И доброе слово к тебе не прилетит уже ни от кого. Ты готовься, милая, если по своей воле прийти ко Господу не желаешь. Место пусто не бывает – его займёт сатана…

И ушёл.

Вот тут-то и я задумалась над тем, какие же мои слова и поступки Богу не нравятся. Много насчитала… Орать уже точно не хочу. Стала побаиваться обидеть не то, что пожилых родителей, но даже своих бестолковых отпрысков. С мужем всё стали обсуждать, советоваться. Дружить стали, прямо не могли наговориться! Новая жизнь заставила много думать. А теперь вот читаю православную литературу и в церковь часто хожу. Может быть, застарелые привычки скоро поменять придётся – поститься, наверное, попробую…

Какая же интересная становится жизнь, когда над ней всерьёз начинаешь задумываться! Сколько мира, покоя, радости в душе, когда думаешь о добре.  А какое счастье, когда делаешь доброе другим! Жить надо с Богом, вот что. Тогда и жизнь на жизнь похожа будет. 

Ирина Лисицина, город Смоленск, специально для «Доброго слова»