ВЕЛИКАЯ СИЛА ЧИСТОТЫ

«Доброе слово» пересказывает эту однажды услышанную быль в надежде, что она поможет задуматься над важностью таких «неважных» мелочей, как сохранение женской чистоты.  

Задумалась тётя Лиза, вспомнила свою далёкую юность, пришедшуюся на первую половину ХХ века, и вот что нам поведала: 

– До самых морозов эта девчушка бегала по деревне босиком и в лохмотьях: своей семье она была не интересна, – вздохнула рассказчица. – Когда она родилась, моя мама (в деревне её звали «тётка Христя»), тогда ещё совсем молоденькая, вместе со своей многоопытной тёткой принимали роды у её мамки. Девочка родилась без признаков жизни. Решили, что мёртвая, и даже обмывать не стали. После ухода повитух, однако, начала попискивать. Ну что, замотали в тряпки – пусть поживёт. Беспрерывно болела, плохонькая была, постоянно в каких-то болячках. Но лечить её никто и не собирался: ждали, когда помрёт.

Её мамка после ещё одиннадцать детей родила. Из них и выжили только две девочки: эта вот, Чунька (так её стали звать в деревне), и «нормальная», её сестра, которая теперь в городе, в няньках. Отец у них – беспробудный пьяница Степан Чумов, по кличке Стопка, плотничал понемногу. Хозяйство было слабое, как и полагалось у бестолковых людей.

– А наша мама в это время родила нашего младшенького:  всеобщего любимчика, крепенького, здоровенького Ванечку, – улыбнулась воспоминаниям тётя Лиза. – Любовались родня и соседки: хорош мальчишечка! Чунька всё приставала, просила поглядеть, да наша мама её и близко не подпускала.

Как-то вечером, уже подмораживало, сидит Чунька на нашем крыльце и ревёт навзрыд. Сжалилась над ней мама, начала лечить, подкармливала помаленьку. Но не даром: поручила ей перетирать травы для своих снадобий (мази и настойки мама готовила сама), давала кое-какую работу по хозяйству. Но там пользы, что от козла молока: девочка была физически слабой настолько, что даже дров принести не могла. 

Мы выросли из своих детских одежд и обувок – Чуньке подарок. К весне она стала чистенькая, маленько окрепла. А мы всё смеялись над тем, как же она хотела ребёночка потрогать. И когда ей наконец разрешили, она вся дрожала… Потрогала  и отошла, вся пунцовая от счастья. Когда Ванечка стал топать, он всё искал Чуньку: любил её. А её все дети любили.

Привыкла Чунька к мысли, что она – «недочеловек». На замужество не рассчитывала. Но мечтала о ребёночке. Ходили разговоры о брошенных, загубленных детях, время было такое. Она мечтала вслух, мол, лучше бы ей отдали. А мама наша всё выговаривала ей, поясняла, что эти детки – от блуда. Женщины их рожают бесстыжие, потёртые. А из нечистоты доброго плода быть не может: калеки и телом, и душой. Мужская «израсходованность» по этой части выражается в нежизнеспособном семени, такое и не доберётся куда нужно. А вот женщина воспринять может, но вот что из этого дальше будет…

Мама наша говорила, чтобы быть матерью силы нужны не растраченные попусту, но крепко натренированные. Трудиться в добрых делах надо много, чтобы быть ловкой, практичной, сильной. А вот близость с разными мужчинами недопустима по двум причинам. Во-первых, в каждом человеке живёт свой набор заразы (микробов, по-современному). И поскольку каждый человек особенный, каждая зараза в нём тоже становится особенной. И вроде болезнь одинаковая у разных людей, но то, что у одного лечится каким-то средством, другому уже и не помогает. А когда во славу Божию женщина с мужчиной живут в супружестве, тогда приспосабливаются друг к другу и характерами, и внутренностью сродняются: одним целым становятся. А разные мужики истрёпывают телесное, и становится женское лоно уже и не лоно вовсе, а незнамо что.  Если собираешься быть матерью, нельзя терять чистоту женскую! 

А во-вторых, душа женщины тонкая. Ей по природе дано особое чутьё на благоустроение своей семьи. Она чувствует и настрой каждого, и когда со здоровьицем нелады. Душа женщине подсказывает, когда, кому и чем надо помочь. И выдержит всё: и труды, и бессонные ночи, и слова недоброго от неё не услышишь. Но это только тогда, когда она – половинка с мужем, потому что чистота её не растрачена. А когда она под разных мужиков приспосабливается – истрёпана её душа. Такие уже и не трудятся толково, и не опрятны (хоть и вычурны в одеждах и раскраске лиц), и не чувствительны, как надо жене и матери. На истинную женскую любовь они уже не способны. Угодливы – это да, но угодливость – вред один. Даже с родненьким мужем в близости надо посты выдерживать, чтобы чуткость своей души не растерять. А уж когда мужиков много…

Перекрестится мама наша истово и замолчит. А Чунька слушала, слушала, да и взялась приставать с расспросами, не накажет ли её Господь, если она всё ж таки ребёночка родит от какого-нибудь не гулящего мужика. Мама, бывало, ругает её: «Бог никого не наказывает, это мы сами себя наказываем. Силёнок-то у тебя нет. Сможешь ли выносить? А кормить чем, а одевать во что? Без мужика дитё нормально воспитать невозможно. Ребёнку нужна более всего на свете любовь. А у любви родительской два крыла. Мать – это нежность и забота повседневная, тёплый очаг в доме; отец – это разумность, строгость, защита, содержание и мамы, и детей. Ты как это всё собираешься поднять? Да ещё и здорового-то родить не сможешь!».

И Чунька замолкла. И спрашивать перестала, и к нам ходить. Прошло время. И вот как-то ночью Стопка прибежал: «Помогай, – кричит, – тётка Христя: дочка рожает». Мы решили, что это та, городская, которая в няньках.

Мама наша утром уже пришла. Весёлая, даже счастливая какая-то. Рассказывает. Это ж Чунька родила! Да крепенького какого, здоровенького, и родила легко. Дитё чистенькое, давно уж такого не приходилось принимать. А вышла от них – стоит во дворе Быча (это парень наш деревенский, Борис). Он уже был женат, да жена при родах померла. Говорят, из-за того, что Быча сам здоровенный, то и детей от него рожать опасно. Больше он и не женился, сторонился женщин. А как узнал, что у Чуньки всё хорошо, ошалел совсем: повитуху в охапку – и в дом обратно. Влетает, орёт Стопке: благословите, мол, отец, жениться! Стопка оторопел, мама наша и вовсе дар речи потеряла. Не поняли, на ком это одуревший Быча жениться собрался. Когда разъяснилось, так и смеялись, и плакали. 

Оказывается, это Чунька уговорила Бориса на ребёночка. Говорит: «Если помру, не смогу родить, так я всё одно жить без дитя не собираюсь, сотворю чего похуже над собой. А если всё обойдётся, так тогда и спокойно поженимся».

Прошли годы. Стопка давно отошёл в мир иной. Прозвище «Чунька» давно забылось, теперь её с почтением именуют Зинаидой Степановной. Стопкино имя зазвучало в дочери красиво, уважительно: теперь это добрая, мудрая, терпеливая, работящая женщина, всегда готовая помочь всякому, кто в беде.

После войны, с большой задержкой, вернулся бравый сынок Зинаиды Степановны, офицер. Жену привёз. По виду вроде как китаяночка, но, слава Богу, с крестиком. А муж Зинаиды, Борис, с войны без ноги пришёл. Но дело себе нашёл на машинно-тракторной станции и зарабатывал неплохо. Когда Бориса Господь призвал, Зинаиду сын с невесткой к себе забрали – внуков приглядывать.

– Незамысловат наш народ, не шибко-то и образован, да больно к спасению души тяготеет, хотя крепость духовную немало порастратил, – снова завздыхала тётя Лиза. – Как бы это донести до людей великую мысль, что сохранение женской чистоты спасению души очень даже способствует? Но имеющий уши да слышит. 

Берегите себя, женщины! И детям своим не «секс-просвет» обеспечивайте, а обучайте целомудрию. И тогда ещё не раз в своей жизни и поймёте, и почувствуете спасительность благочестивой, достойной и чистой жизни.

Ирина Лисицына, специально для «Доброго слова», город Смоленск (Россия)